Оценка Биленштайном Ван Мана в «Кембриджской истории Китая»

 
1. По этой оценке, распространенное в науке отрицательное отношение к Ван Ману как к государственному деятелю, погибшему из-за своих ошибок, сложилось под влиянием Бань Гу. Для Бань Гу Ван Ман был узурпатором, которого он представил в ложном свете как некомпетентного и низкого, «бездарного, заблуждающегося и лицемерного путаника, страдающего манией величия». Биленштайн видит в Ван Мане не «новатора», а «прагматика»: тот правил в очень большой мере так же, как императоры Хань до него, имел поддержку джентри и особенно чиновников и потерял ее, лишь когда крестьянские волнения привели к поражению его армий; но пал он не потому, что вызвал эти волнения, а в результате последствий неотвратимого стихийного бедствия – изменения течения Хуанхэ.
 
2. К «пристрастным» рассказам о Ван Мане ученый причисляет сообщения Бань Гу о политике того по отношению к некитайским народам. На взгляд Биленштайна, Бань Гу искаженно (как оммаж подданных по отношению к сюзерену) изображает дружеские, равные отношения сюнну и Китая, возникшие в 51 г. до н. э., хотя Китай не имел над сюнну власти, а те когда угодно могли возобновить с ним войну. Бань Гу утверждает, что те начали ее, так как Ван Ман «понизил» шаньюя в ранге, хотя на деле сюнну сделали это в одностороннем порядке из-за политической борьбы между про- и антикитайской партиями в их стане. Вопреки мнению Бань Гу Биленштайн считает, что Ван Ман вел войну разумно, эффективно и компетентно, сочетая решительность с дипломатичностью. В глазах ученого мобилизация Ван Маном на рубеже 10–11 гг. 300 000 армии дала тому возможность свести войну к демонстрации силы и предотвратить этим крупные нападения сюнну на Китай. Дипломатические усилия Ван Мана помогли его ставленнику Сяню стать шаньюем (13-18 гг.) и обеспечить 5 лет мира. В 18 г. между про- и антикитайской партиями сюнну вновь обострилась напряженность, настроенный против Китая шаньюй Юй предал смерти Итучжияши, своего брата и потенциального наследника, видимо настроенного прокитайски. Но если не считать набега сюнну в 19 г. на Китай, война между ними не возобновилась. Пограничная линия укреплений сохранилась в целости как рубеж, вдоль которого китайцы могли противостоять сюнну. Неудача попытки Ван Мана в противовес Юю про­возгласить шаньюем члена прокитайской партии Сюйбу Дана, который вскоре умер, привела к патовой ситуации в отношениях между сторонами. Эта ситуация кончилась, когда Ван Ман, жена и сын Сюйбу Дана погибли.
 
3. По мнению Биленштайна, Ван Ман решал центральноазиатские проблемы так же умно, как и проблему сюнну. Хотя в 16 г. его войска попали в засаду в Карашаре, уцелевшие китайские воины истребили по пути домой часть местного населения. Бань Гу утверждает, что с тех пор Западный край был отрезан от империи, но, по словам Биленштайна, «это неверно»: в другой главе Хань шу  Бань Гу сообщает, что китайский «общий защитник» удержался в бассейне р. Тарим, Карашар был наказан, и ни один город на северном шелковом пути не отложился от Китая, который потерял Западный край лишь после смерти Ван Мана. Ученый считает, что Бань Гу перенес этот факт в прошлое, в царствование «узурпатора», «по историографическим причинам». Он также критикует Бань Гу за искаженное изображение или замалчивание того, как происходили восстания варваров юго-запада (почему восстало владение Цюйтин, или Цзюйдин, как Ван Ман успешно справился с восстанием в Ичжоу 14 г.) и чем кончилось восстание когурëсцев (12 г.). Биленштайн приходит к выводу, что «невзирая на инсинуации Бань Гу, Ван Ман продемонстрировал впечатляющее мастерство в своей политике по отношению ко всем некитайским народам».
 
4. Биленштайн прав в том, что Бань Гу видел в Ван Мане узурпатора и относился к нему предвзято. Ученый проделал работу вдумчивого исторического критика, чтобы преодолеть эту тенденциозность и реконструировать историческую фигуру Ван Мана. Но сомнительно, что эта реконструкция во всем правильна, особенно в части, касающейся политики Ван Мана по отношению к варварам. Биленштайн называет его «прагматиком» и «в какой-то мере конфуцианским педантом». На наш взгляд, тот отводил первостепенное место идеологии. По крайней мере с 1 г. н.э. значительная часть его усилий была направлена на то, чтобы продемонстрировать свою способность «вызвать [наступление поры] великого спокойствия (тай пин)». В соответствии с идеалом школы Гунъян это означало приведение всего мира к единству путем объединения его жителей под властью одного монарха и проявления единого (=равного) отношения ко всем подданным – близким и дальним, китайцам и варварам. Эта тенденция проявилась в реформах Ван Мана в разных областях – от социально-экономической до правовой, в том числе в «уравнивании» наделов и имуществ земледельцев в рамках системы «колодезных полей» и запрещении купли-продажи земли; в установлении единых стандартов мер и весов; во введении принципа единства в экономику путем создания казенных монополий (на соль, железо, опьяняющие напитки, выпуск денег); в учреждении единых экономических и правовых стандартов, начиная с твердых цен на рынках и кончая законами; в использовании государства как орудия редистрибуции. Установка на единство в области политики по отношению к варварам проявилась в том, чтобы ни к кому из них не относиться как к «внешнему», превратив их правителей в подданных империи, имеющих титулы в китайской иерархии. Ван Ман шел к этому с 1–2 гг., будучи еще на ролях Чжоу-гуна, пока, уже став императором, в 9 г. не отдал приказ, понижающий всех «царей» (ван) мира до ранга «князей» (гун или хоу). В этом воплощался принцип единства: одному солнцу в Небе в пору тай пин должен был соответствовать один царь на Земле, а остальным правителям оставались княжеские титулы его подданных. Таких задач императоры Хань прежде перед собой не ставили, в этом Ван Ман был по сравнению с ними «новатором». Он попытался инсценировать приход поры тай пин в конце Хань и в период собственного царствования, сочетая элементы двух разных эклектических традиций – конфуцианской и легистской. Из первой он взял систему «колодезных полей», мысль об отмене рабства и др., из второй – понимание казенных монополий, а также экономических и правовых стандартов как воплощений единства. Нам кажется, что стремление хотя бы символически отметить наступление поры тай пин с ее установкой на единствобыло доминантой ряда реформ и направлений политики Ван Мана.
 
5. На наш взгляд, Биленштайн неправ, изображая отношения Китая и сюнну после 51 г. до н.э. как равные: это были отношения цзи ми, при которых шаньюй именовал себя китайским подданным, приезжал на аудиенции к Сыну Неба, совершал перед ним земной поклон и присылал ему заложника, хотя Сын Неба не относился к шаньюю как к подданному, а его государство автор политики цзи ми назвал «равным». Император не имел над шаньюем самодержавной власти, но некоторую власть все-таки имел, ведя того «как коня за недоуздок или как быка в поводу».
 
6. Бань Гу считал, что трения между Китаем и сюнну начались еще в 8 г. до н. э. из-за китайской попытки пересмотреть границу. Несмотря на это, убежденный, что война Китая с сюнну вспыхнула по инициативе последних, Биленштайн излагает предысторию этой войны, лишь начиная с создания у сюнну после 2 г. н.э. прокитайской партии. В этом году сюннуская принцесса полукитаянка Юнь прибыла к китайскому двору, но не по своей инициативе, а по инициативе Ван Мана. Он пригласил ее год спустя после объявления его «современным Чжоу-гуном» (т.е. обладателем дэ, способной вызвать наступление тай пин), видимо, поскольку одновременно задумал инсценировать проникновение влияния «великого спокойствия» во владения сюнну. Во 2 г. он убедил шаньюя написать вдовствующей императрице письмо, свидетельствующее, что тот духовно преобразился под этим влиянием. В дополнение к этому он решил «завербовать» видную сторонницу в стане сюнну. Расчет оказался верен: вокруг Юнь и ее мужа Сюйбу Дана сложилась прокитайская партия, но когда это произошло – не ясно: в 9 г. н. э. ни они, ни ее брат Итучжияши не совершали прокитайских поступков и вели себя лояльно по отношению к шаньюю Чжи, а Сюйбу Дан даже пользовался его доверием вплоть до смерти Чжи в 13 г. У самого Чжи которого Биленштайн считает «консерватором», т.е. представителем антикитайской партии) дважды были нелады с Китаем – в связи с территориальными притязаниями империи в 8 г. до н. э. и с ее попыткой во 2–5 гг. освободить ухуаней от уплаты оброка сюнну. Но в остальном Чжи по ряду вопросов шел навстречу китайцам (в 5 и 1 гг. до н.э., ок. 5 г. н.э.), даже снося от них обиды и унижения. Он писал императорам льстивые письма, прославлял их силу дэ, по просьбе Ван Мана участвовал в создании мифа о наступлении в мире поры тай пин – идеологической основы для попыток подчинить державу сюнну Китаю – и, послав туда Юнь, помог заложить фундамент прокитайской партии у сюнну. Судя по этому и по поведению шаньюя, в 9 г. бездумно отдавшего послам Ван Мана старую печать, полученную от Хань в рамках отношений цзи ми, и принявшему новую печать подданного династии Синь, Чжи относился к империи излишне покорно и доверчиво. Все это не подтверждает, что внутри сюннуской верхушки уже сложились активно борющиеся друг с другом про- и антикитайская партии, напряженность между которыми могла привести к одностороннему нарушению сюнну мира с Китаем. С 8 г. до н.э. по 9 г. н.э. активность во взаимных отношениях проявляли не сюнну, а китайцы.
 
7. Биленштайн считает, что понижение Ван Маном шаньюя в ранге не было «настоящей причиной для войны», ибо, не имея юрисдикции над сюнну, он не мог «произвольно понизить их правителя». Но отношения цзи ми между нимипредполагали отношения государя и «подданного-гостя», т.е. особого, привилегированного подданного. В 9 г. Ван Ман хотел покончить с этим, с помощью щедрых даров, обмана, жульничества и дипломатических уговоров переведя шаньюя в разряд обычных подданных. Сюйбу Дан, пытавшийся вернуть старую печать, сознавал разницу между зафиксированным на ней особым статусом шаньюя и его более низким статусом обычного подданного, отраженным в надписи на новой печати. Не исключено, что сюнну могли начать войну из-за произвольного понижения статуса шаньюя Ван Маном, но начали они ее не только из-за этого. У них была и вполне реальная, а не только знаковая причина ее начать.
 
8. По самому раннему свидетельству Хуань Таня (ок. 26 г.), война началась после того, как Ван Ман разделил государство шаньюя на 15 частей и – добавим – заявил, что поставит там шаньюями 15 потомков Хуханье. «Повествование о сюнну» в Хань шу этому не противоречит, но подробнее рассказывает о событиях после вручения шаньюю новой печати до начала военных действий. Под 9 г. там сказано, что после китайского отказа вернуть старую печать шаньюй под благовидным предлогом разместил у Пограничной линии укреплений 10-тысячное войско, т.е. прибег к демонстрации военной силы; лишь когда Ван Ман разделил государство и народ сюнну на 15 частей и объявил там шаньюями 15 потомков Хуханье, а затем китайцы переманили к себе Сяня с двумя сыновьями и сделали его и одного из сыновей шаньюями, царствующий шаньюй Чжи начал войну; но это было уже в 11 г. В отличие от этих текстов в «Биографии Ван Мана» в Хань шу (примерно) под декабрем 10 г. сообщается, что Ван Ман не вернул шаньюю старую печать, а потому сюнну совершили набег на пограничные округа. Дата 11 г. внушает больше доверия, так как подкреплена двумя независимыми друг от друга источниками, автор одного из которых (Хуань Тань) – современник описываемых событий. У сообщения «Биографии Ван Мана» нет строгой параллели в «Повествовании о сюнну», но Дабс увидел эту параллель в сообщении «Повествования», что в 9 г. шаньюй разместил 10 000 всадников у Пограничной линии укреплений в округе Шофан. С легкой руки его и де Гроота западные историки стали датировать набег сюнну на Китай 9, а не 11 г. н.э. Если верна первая дата, единственной внешней причиной для шаньюя начать войну оказывается попытка Ван Мана понизить его в статусе. Но если верна вторая, добавляется еще одна – более веская причина: на рубеже 10–11 гг. Ван Ман официально объявил, что начинает войну против шаньюя, казнит его вместе с родней, разделит его владения на 15 частей, где поставит шаньюями потомков Хуханье; когда же он назначил двух таких потомков (Сяня и его сына) шаньюями, у сюнну появились все основания начать войну. Вызов исходил от империи, ответом на него стали набеги, которые вряд ли можно признать начатыми по инициативе сюнну, без внешней причины.
 
9. Не только Бань Гу, но и современник событий Хуань Тань критикует масштабную мобилизацию, проведенную Ван Маном в 10–11 гг., а также его военную некомпетентность и неумение подбирать кадры военных руководителей. На взгляд Хуань Таня, Ван Ман «до конца [упрямо] придерживался негибкой и необоснованной [линии поведения], во множестве назначал генералов и командиров, собирал и перебрасывал солдат и коней», провиант, богатства, нужные вещи, а потому «Поднебесная [прониклась] печалью и ненавистью, роптала на [свои] страдания, вслед за чем [он] вверг [ее] в великую смуту и в конце концов не сумел ранить ни одного презренного варвара ху, а лишь довел себя (=свой народ) до крайней нищеты и полного истощения». Из-за некомпетентности и заурядности его военачальников «когда армии сходились [в бою], то [войска его посланцев] несли урон, [а] толпы [их] солдат разбегались в разные стороны. [Его] вина заключалась в не[умении] выбирать [хороших] генералов, ибо ни генералы, ни правитель не понимали главного». Хотя тактика Ван Мана демонстрировать военную мощь вместо войны и позволила китайцам удержать Пограничную линию укреплений, но не избавила их от набегов сюнну в 11 и 12 гг.; мир с сюнну (14 г.) дал лишь временную передышку, войска пришлось вернуть на границу из-за новых набегов. В 19 г. из-за их усиления Ван Ман стал готовить еще один карательный поход. Но к 19–20 гг. демонстрации военной мощи стали непосильны для империи. Они перенапрягли силы и средства страны, и так тяжко страдавшей от стихийных и социальных бедствий, начиная с изменения русла Хуанхэ в 11 г. и кончая народными восстаниями.
 
10. Биленштайн прав, что восстания в Ичжоу много раз повторялись в I в. до н.э. – I в. н.э., но Бань Гу и не скрывает этого. Он утверждает другое – что восстание 12 г. в Цюйтине (в соседнем с Ичжоу округе Цзангэ) было спровоцировано Ван Маном: тот сперва понизил царя Цюйтина в титуле, а затем велел умертвить его, заподозрив в нелояльности. По Бань Гу, это восстание не удавалось подавить по меньшей мере с 12 до 21 г. Что до Ичжоу, где в 14 г. вслед за Цюйтином восстали местные племена, то Бань Гу действительно (вполне возможно, из тенденциозности) не упоминает назначенного там (но лишь в 19 г.!) правителя округа Вэнь Ци, добившегося успехов в ирригации и подъеме земледелия, в укреплении обороноспособности и умиротворении восставших варваров. Но эдикты Ван Мана продолжают свидетельствовать о продолжении восстания в Ичжоу вплоть до апреля 22 г., т.е. при Вэнь Ци. Значит, несмотря на его успехи, оно продолжалось. Пусть Ван Ман за 4 года до своей гибели назначил там способного правителя – это не изменило хода истории. С 12 по 21 г. шесть крупных военачальников Ван Мана вели военные действия в Цюйтине и Ичжоу, но так и не победили восставших варваров юго-запада. Видимо, Хуань Тань был прав, критикуя Ван Мана за неумение выбирать генералов.
 
11. Оценка политики Ван Мана в Западном крае и связанная с этим критика взглядов Бань Гу (см. выше, п. 3) – блестящая страница работы Биленштайна, взятая на вооружение другими. Но от принятия концепции ученого нас удерживает парадоксальность его мнения: он рисует как победу то, что у Бань Гу выглядит почти как поражение Китая. По Бань Гу, воины китайцев и их союзников, вторгшиеся в Яньци (Карашар) под командованием генерала Ван Цзюня, попали в засаду и были перебиты; лишь Го Цинь во главе отдельного войска достиг Яньци позже и уцелел, вырезал там беззащитных стариков, женщин и детей и ушел в Китай. Не ясно, почему Биленштайн считает, что ни один город на северном Шелковом пути (включая Яньци) не отпал от Китая, ведь царь Яньци одержал над Ван Цзюнем полную победу. Какие же основания думать, что по возвращении Го Циня домой китайцы стали «доминировать» над «наказанным» Карашаром, как они доминировали над другими владениями на Шелковом пути – Турфаном, Куча и Яркендом? К тому же союзники Ван Цзюня – войска владений Гумо (в районе Аксу), Вэйли (Калган-Аман) и Вэйсюй (восточнее Карашара) перешли на сторону Яньци и разделили с ним победу, а два из них, если не все три, – это владения на северном Шелковом пути. Резиденция «общего защитника Западного края» находилась в городе Улэй (Чадир), расположенном примерно в 125 км к востоку от Вэйли, в 205 км к востоку от Вэйсюй и в 165 км к северо-востоку от Яньци; последние три владения были близкими соседями, владение же Гумо располагалось на расстоянии 1020–1021 ли к западу от Улэй. Значит, «общий защитник» Ли Чун, который в 16–23 гг. оборонял с оставшимися у него воинами владение Цюцзы (Куча), контролировал лишь часть северного шелкового пути в бассейне р. Тарим, а с востока и запада от его резиденции встречались и отложившиеся от империи, и подчинявшиеся ей города. Продолжал ли Ван Ман владеть северным шелковым путем, как полагает Биленштайн?
 
12. На взгляд Биленштайна, беспорядки в Западном крае не были первоначально обусловлены вмешательством сюнну, имели местную подоплеку и были сосредоточены в Яньци. Для нас эта мысль о невмешательстве сюнну сомнительна. В районе Яньци, Вэйсюй и Вэйли прежде находился центр сюнну для контроля над подчиненными им владениями Западного края, эти три владения были расположены в зоне непосредственного влияния сюнну. Бань Гу связывает убийство в 13 г. китайского «общего защитника» воинами Яньци, которое «первым восстало против [Ван Мана]», с геогра­фической близостью этого владения к сюнну.
 
13. Основываясь на том, что в разных главах Хань шу Бань Гу по-раз­ному датировал момент, когда Западный край порвал отношения с империей, Биленштайн обвиняет историка в том, что, хотя это произошло после 23 г., Бань Гу тенденциозно перенес это событие в царствование Ван Мана (см. выше, п. 3). Возможно, он прав, но есть альтернативное объяснение. Порой разные даты могли быть для древних китайских историков условными знаками одного и того же исторического события. Бань Гу называет две даты для разрыва отношений между империей и Западным краем: 16 г. (Хань шу, гл. 99б.) и после смерти Ван Мана, т.е. после 23 г. (Хань шу, гл. 96). Фань Е добавляет к ним третью: «Когда Ван Ман… понизив, изменил [статус правителей варваров], сделав царей (ван) князьями второго ранга (хоу), вследствие этого [правители] Западного края, озлобившись, восстали против [него], в связи с чем порвали [отношения] с государством Центра и одновременно снова подчинились сюнну» (Хоу Хань шу, гл. 88), а потом под 73 г. указывает, что эти отношения были восстановлены через 65 лет; значит, по Фань Е, их разрыв восходит к 9 г. Перед Бань Гу была цепь взаимосвязанных событий: а) понижение Ван Маном царей варваров в титуле (9 г.); б) попытка Ван Мана покарать Яньци, приведшая к потере части позиций Китая в Западном крае (16 г.); в) полная потеря этих позиций (после 23 г.). В «Биографии Ван Мана» Бань Гу высказал суждение «С тех пор [правители] Западного края порвали [с нами отношения]» не по поводу события «а» (как Фань Е) или события «в» (как он сделал это сам в «Повествовании о Западном крае»), а по поводу события «б», которое считал наиболее значимым для этой биографии, поскольку Ван Ман погиб в 23 г., до полной потери Западного края Китаем, известие о которой туда не вмещалось хронологически. Видимо, историк намеренно высказал его, не желая, чтобы Ван Ман ушел от ответственности за потерю этого региона, обусловленную его действиями. В этом и проявилась тенденциозность Бань Гу, а не в искажении фактов, фальсификации или злостной клевете.
 
14. Успех не сопутствовал Ван Ману ни в Цюйтине, ни в Ичжоу (разве что частичный и кратковременный в 22–23 гг.), ни в Западном крае, а политика демонстрации военной мощи на границе с сюнну стала к 19 г. бременем, непосильным для империи. Ван Мана справедливо обвиняли в неумении подбирать кадры генералитета. Его войска справлялись лишь со сравнительно слабым противником вроде цянов и когурëсцев (восстание которых, согласно Бань Гу, войска Ван Мана так и не сумели полностью подавить). Но хорошо или плохо вел войну Ван Ман, если бы в 9 г. он не попытался привести титулы варварских «царей» в соответствие с требованиями, предъявляемыми, на его взгляд, наступлением поры «великого спокойствия», войны бы не было, во всяком случае на три или четыре фронта одновременно. Он спровоцировал ее в ту пору, когда сам занимался масштабными государственными, социальными и экономическими экспериментами, империя страдала от стихийных бедствий, недородов, голода, а позднее и восстаний и не могла успешно воевать. Поэтому представляется, что Биленштайн преувеличивает государственную мудрость и компетентность Ван Мана. Тот был яркой и выдающейся личностью, реформатором, создателем государственных институтов, деятелем в области идеологии, религии, культуры, мастером придворных интриг, но едва ли он может быть назван искусным правителем и успешным воителем.
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXIV научная конференция / Ин-т востоковедения; Сост. и отв. ред. Н.П. Свистунова. – М.: Вост. лит.,  2004. – 304 с. С. 235-241.